Читал перевод статьи английского лингвиста, который переводит "Капитанскую дочку" Пушкина, прочитав её, я понял, что англичанин видит в русской классике гораздо больше чем я, как обыватель:
Я проникался “Капитанской дочкой” постепенно. Сначала, как я уже говорил, мне казалось, что композиция романа довольно небрежна и напоминает лоскутное одеяло: случайный коллаж из вымышленных писем, исторических подробностей и разностилевых стихов. Потом я стал осознавать элементы симметрии на верхнем уровне — например, параллель между встречами Петра Андреича с Пугачевым и Машиными встречами с Екатериной II (встретив Пугачева во время бурана, Гринев не знает, кто он такой; Маша, встретившись с Екатериной в парке, тоже ее не узнает; претензия на российский трон ненадежна и у Пугачева, и у Екатерины). Таких симметричных построений много (дважды подаренный тулуп, две попытки подарить полтину, два случая — в первой и последней главе, — когда Гринев-старший читает “Придворный календарь”). В-третьих, я осознал повторение одних и тех же фраз, о которых только что шла речь. Наконец, я начал обращать внимание на то, как Пушкин играет на повторах отдельных звуков.
Некоторые аллитерационные эффекты у Пушкина не выходят за пределы одного предложения. Они дают переводчику весьма ограниченную свободу действий. В нашей первоначальной версии первого предложения девятой главы было сказано: Early in the morning I was woken by the sound of a drum. При этом по-русски здесь налицо ненавязчивый, но несомненный случай звукоподражания: “Рано утром разбудил меня барабан”. Наш окончательный вариант — Around dawn I was woken by the sound of a drum — лаконичен и до некоторой степени играет на звуках D, N и R, но до оригинала ему, конечно, далеко.